Вид.
Собака
Порода.
Австралийский келпи
Имя, прозвища.
Полное имя Muary Eine Libeh\Муари Айнэ Либех. Но это никого не обязывает, так что появилось сокращение и основное прозвище - Муха.
Своё полное имя собака нажила за свою недолгую жизнь, а именно:
Муари - дано матерью;
Айнэ - досталось от сверстников, отметивших её уникальность (нем. одно);
Либех - просто приплелось, где-то услышала.
Возраст.
4 года
Пол.
Самка
Характер, внешность.
Ты давно увидел суховатое чёрное тело на горизонте, с ярко-выраженным, прорезающем кожу позвоночным хребтом. Знай, это я. Да, это я иду, немного раскачиваясь, чуть прикрыв глаза. Шаги устало и вяло тянутся по земле. Тонкие лапы с некоторой долей мышц петляют, рисуют 'восьмерку' на асфальте. Они ведут себя расслабленно и непринужденно, всячески пытаясь что-то доказать, крикнуть. Непослушные, одним словом.
Что касается хвоста, да-да, того непропорционально длинного, чуть касающегося своим концом земли. Он единственный, кто сохранил в себе остатки аристократического поведения. Да, он тяжёлый. Представь себе, тащить за собой метровую бандуру, покрытую длинной шерстью, которая начинает укорачиваться только к основанию хвоста. Получается что-то от трёх дюймов до пяти, где-то так. Весело, да?
При этом, как персона значимая и аристократическая, он не позволяет волочить себя по земле. Приходится держать его где-то на четыре дюйма от земли. Правду сказать, позвоночник привык, + это постоянная тренировка мышц. Поэтому мне не нужно свободного времени, чтобы тренироваться и держать себя в форме, не давая окончательно рассыпаться.
Ну да ладно, теперь о туловище - оно такое же высохшее, но костлявой меня никак не назовёшь. У меня достаточно сил, я не трясусь на тонких чёрных и не задыхаюсь от непосильных каждодневных нагрузок. Но в бою меня не увидишь никогда. Да, я смогу дать отпор, сдачи... А потом меня просто не хватит, вот и всё.
Так что смело можешь верить в то, что тело у меня не гипертрофированное и не анорексичное. просто мышцы да кость.
Ладно, ты подошёл к самому интересному, рассматривая меня. Шея и морда, как одно целое, живое, яркое и одновременно ледяное. Да-да, длинная шея цвета жённого угля, где каждая отдельная шерстинка, как заряженная отражает лучи света, является опорой того, что сожгло тебя взглядом за одну секунду. Да, я вся какая-то длинная и узкая, даже неуютная, морда в этом плане не исключение. К своему, может быть даже удивлению, ты не найдёшь там ни язвительную ухмылку, ни нотки дерзости, ни коварную усмешку - ничего этого. Но ты наткнёшься на взгляд, который скует всё изнутри, сжимая плоть. Что, дыхание сбилось? Ты захлебнулся в потоках ледяной тёмно-синей, почти чёрной воды моих глаз.
Да, в это трудно поверить, но это так. Так бывает с непривычки, поэтому желание подойти ко мне у тебя резко отпадёт, если я поймаю твой взгляд. Колючий иней, даже больно иногда. Я покажусь слишком равнодушной, спокойной, высокомерной, эгоистичной и холодной. Ты обманешься и уйдёшь ни с чем, так и не узнав меня получше. А я уже вижу насквозь и понимаю тебя. Прости, но тот тяжёлый разрыв со своим прошлым, сделал своё чёрное дело. Он буквально выковал меня заново, родил мой характер и мои привычки. Да, я иногда люблю постукивать длинными пальцами по ровной поверхности, люблю закатывать глаза и колоть взглядом. В этом я мастер.
Я не бросаюсь пустыми словами, не люблю дерзости, я не умею смазливо улыбаться, плакать или рыдать. Я не умею хорошо сочувствовать. В таких ситуациях молчание - лучшее сочувствие. Пусть тот, кому плохо расскажет мне всё, выльет всю грязь и уйдёт с советом и лёгкой душой. Да, мне свойственно давать советы и что-то решать, предпринимать какие-то действия, а не заниматься пустой болтовнёй. Я не умею язвить, врать, точить нож за спиной. Я не доверяю незнакомцам, берегу немногих друзей. Мне не свойственно громко смеяться, хохотать, ухмыляться, улыбаться во всю ширину своей души, разливаться сладким вином в бокал лести, сладко шептать на ушко все твои блаженства и страхи.
Знай, твои секреты для меня не Америка, но я смогу быть той бумагой, на которую напишут всё, что за пологом души, в сердце. Я всё запоминаю, но не использую. Мне не надо этого. Предавать я тоже не собираюсь, не будем опускаться, правда?
Да, я не лезу на рожон, не возвышаю себя над другими, как вам покажется, я не кидаюсь оскорблениями и не задеваю за живое, хотя умею. Я жалею тех, кто слеп, кто учит морали, не видя себя, захлебываясь в ярости, стуча кулаком по столу прямо у меня перед глазами. Это подвид глупых. А есть твари, пытающееся задеть меня, унизить, обозвать. Они испытывают, как дьявол, чтобы я переступила через черту благоразумия. А я сижу и не показываю зубки, улыбаюсь в душе. Я знаю, что их удел - следить за своей разлагающейся душонкой, а не пытаться вывернуть меня. Такие, обычно смотрят и говорят 'гордость, сука!'. Они кривляются, пытаясь схватить за горло. Как это мило с их стороны, но я в этом не нуждаюсь. Я буду даже посмеиваться над ними, позволяя себе то, что не позволяю им.
Биография.
В тот вечер мне хотелось плакать вместе со своей двуногой подругой в ярко-жёлтом платье с белыми рюшками. Помнится, она бегала по роскошной комнате, топая своими крохотными ножками и крича 'Нет! Да как вы смеете! Да ни за что! Я не отдам!' ну и всё такое в этом роде. Собственно, я сама ещё была салагой и крепко привязалась к Мэри.
В тот вечер я слышала нескрываемый громкий шёпот за дверью:
- Зачем ты ей рассказал?
- А как я мог поступить?
Очень банально, вопросом на вопрос, для семьи Мэггинсонов.
После того дня время текло очень медленно и странно. Казалось, что из-за каждого угла сейчас выскочат неизвестные люди и утащат меня далеко от Мэри. Я знала, что эти три дня были затишьем перед бурей, и ребёнок, казалось, тоже это чувствовал. Мы все слышали треск воздуха перед грозой, и внутри всё сжималось в ожидании чего-то нехорошего.
Всё случилось, как и думали, я очнулась не в комнате избалованной девочки, где я обычно спала и не задумывалась о будущем и, естественно, тоже была вдоволь избалована, а в фургоне.
Помнится, в ту ночь мы ехали долго, постоянно налетая на рытвины, поэтому я проснулась очень быстро, не смотря на дозу снотворного. Так что я успела увидеть крышу трёхэтажного особняка, исчезнувшего за ближайшим холмом. Мне было плохо, я скулила, выла, страдала, билась о стены фургона, с грохотом падая на пол, не ощущая боли. Я поняла, каникулы прекрасных дней кончились, и началась настоящая жизнь без прикрас. Кто-то взял меня за шкирку и заставил съесть таблетки, да я и не сопротивлялась. Сил и желания сопротивляться не было, поэтому уснуть до утра - был самый хороший способ закончить с тряской.
Утро оказалось неуютно-солнечным. Меня, в прямом смысле этого слова, тащили по брусчатке мостовой, затем поволокли в переулок, а затем мы вышли к центру. Я зачем-то сопротивлялась, а потом бросила сию затею и молча плелась рядом, оглядываясь на витрины магазинов и на людей. Вскоре ко мне пришла неплохая мысль вцепиться кому-нибудь в ногу. Хватка у меня, надо сказать, хорошая, спасибо далёким предкам терьерам. Поэтому, сосредоточившись, я схватила ближайшего, чего он, мягко говоря, не ожидал. Всё развернулось очень интересно. До сих пор вспоминаю крики, бранные слова, вой человека. Кто-то всё время бегал вокруг меня, суетился, тащил, растягивал. Но всё тщетно, хватка была мёртвой. Я чувствовала вкус и запах крови человека. От этого меня чуть ли не выворачивало наизнанку, но я держалась изо всех сил, пока петля поводка не упала на асфальт. Тогда резкий рывок и бег между ног людей, и я уже лечу по переулку, сворачиваю на тротуар мимо магазинчиков с сувенирами...
Я бежала весь день, не оборачиваясь. Я не знала, гнались за мной или нет. Я боялась остановиться. Кто-то щедро выплеснул в мою кровь адреналин, дав мне силы на весь день. Но, в конце концов, я рухнула на окраине города, рядом с парком. Я лежала и думала о доме, о Мэри, о той сладкой жизни, которая похоронена для меня навсегда. Я не чувствовала боли в разодранных подушечках лап. Дыхание сбилось на хрип. Мимо с гулом проносились машины, обдавая едким запахом бензина и жаром из-под капота.
Я лежала несколько дней, ощущая пульсацию в мышцах, неприятную боль и безграничную слабость. Я не могла ходить. Я не ела и не пила, обезвоженная лежа на траве, я думала только о смерти.
К удивлению, через некоторое время силы начали возвращаться, а раны на лапах зажили. Я смогла ходить, добывать себе воду и пищу. За то время я сильно исхудала и жила в глубине парка. Вскоре начались бесконечные скитания. Я, взрослея, всё больше отдалялась от города…
Свора, должность.
Stone, прочие приближённые
Связь с вами.
мэйл и вконтакте и на дайри и icq 606356076
Код к анкете.

Отредактировано муха (2010-12-26 12:03:22)